Похожие статьи:
Чернобыль. 29 лет спустя.
Чернобыль случился 29 лет назад. Для нас это слово является синонимом к хаосу — он стал результатом хаотических действий и породил новый хаос, причем во всех сферах жизни, в том числе и информационной. Очерк Хантера Томпсона — хорошая иллюстрация на эту тему.
Кстати, ниже мы приводим этот же тест без перевода и если вы неплохо знаете английский, читайте сразу его.
Хантер С. Томпсон
ЖЕНЩИНА ИЗ КИЕВА
(Чернобыль)
— У меня сложилось ощущение, что американская пресса не очень рада тому, что жертв оказалось так мало.
Владимир Б. Ломейко, начальник пресс-службы МИД СССР
Большую часть времени в новостном бизнесе царит затишье. Отдельные люди попадают в серьезные передряги, но это происходит довольно редко. Когда-то Джек Лондон сражался с волками, а Эд Марроу постоянно работал в кошмарных условиях — во время бомбежек, ракетных обстрелов, среди рева сирен воздушной тревоги, отчего лучшие микрофоны, предоставленные ему Си-би-эс, выходили из строя…
Но такие сюжеты встречаются крайне редко. Ежедневный рацион пехоты скуден. Рев Сэма Дональдсона и нытье Робина Лича нынешним продвинутым ребятам из Северо-восточных штатов или из округа Колумбия режут ухо. Эти парни потратили пять лучших лет своей жизни на изучение журналистики, а следующие десять — будут делать репортажи о деятельности мэрии Сент-Луиса или о финансовой войне между «Сейфуэй» и «Албертсон».
То же самое, что поступить на службу на флот в надежде летать на серебристом самолете, который стартует с палубы авианосца, стоящего больше, чем весь Египт, или, скажем, обстреливать сумасшедших арабских коммунистов в Бейруте и Триполи ракетами «Томагавк» по цене два миллиона долларов за штуку.
Это то, чем вы время от времени хотите заниматься, но, как правило, обычно все сводится к тупой и скучной рутине — как в армии, так и в журналистике.
Я не раз пытался завязать с писаниной, и для этого у меня всегда было достаточно справедливых оснований. Умный парень с хорошими зубами может заработать в Форт-Уорте в качестве жиголо больше, чем получает за свою работу большинство спортивных обозревателей в Далласе или даже редактор национальной информационной службы.
Но некоторые, вроде Пэта Бьюкенена, всегда выбирали не такой проторенный путь — а другую дорогу. Они просто пристраивались к команде-победителю. Патрик в который раз отправился прямо в пасть зверя, взявшись за работу директора отдела общественных связей Белого дома.
В нашем цехе его назначение не осталось незамеченным. Сильные люди не таясь рыдали, а остальные называли это насмешкой, похожей на злобные шутки из «Калигулы».
Мои собственные связи с информационным бизнесом никогда не были такими прибыльными и респектабельными. Скорее, они напоминали хаотичные столкновения бильярдных шаров в стиле Фрэнка Манкевица, который когда-то направлял ход предвыборных кампаний Кеннеди, а теперь работает координатором в «Грей и К°», одном из самых крупных и влиятельных лоббистских объединений в Вашингтоне.
Фрэнк всегда точно попадает в цель. Мне кажется, что он один из самых умных людей в своем деле. Точно не знаю, правда ли это, так же как не знаю, работает Фрэнк Терпил на ЦРУ, но он — мой старый друг, и когда я не могу понять некоторые странные изгибы в темном лабиринте политики, я звоню Фрэнку Терпилу.
В очередной раз я набрал номер учреждения в Джоржтауне на прошлой неделе, когда меня поставило в тупик колоссальное расхождение данных, полученное из разных источников, о числе погибших во время ядерной катастрофы в Советской Союзе – от двух до двух тысяч.
– Кто, черт побери, сказал, что в Чернобыле погибли две тысячи человек?
– Это сообщение UPI (United Press International) из Киева. Они ссылаются на какую-то женщину.
– Какая-то женщина из Киева?
– Ну да, она говорила с сотрудником UPI по телефону.
– Брось, Фрэнк! Мы все знаем эту «какую-то женщину» из Киева.
– Мы все знаем женщину из Киева, и мы все знаем UPI, правда?
– Ну, я не уверен. А разве их не UPI выкупили мексиканцы?
– Хм?
– Я слышал, что какой-то мексиканец купил агентство
– Да, точно, так и есть.
– Таким образом, мы имеем дело с мексиканской службой новостей, и она заявляет, что в Киеве погибли две тысячи человек? Единственный источник информации – таинственная женщина, и мы не знаем даже номера её телефона?
– Вот интересно, парни из ЦРУ продолжают утверждать, будто они могут сказать, какой сорт сигарет курят прохожие на улицах Киева… Но они не могут сказать, горит этот чертов город, или нет.
– Ты, должно быть, все проспал, Фрэнк. Я думал, ты-то должен знать, что кроется за сообщением о двух тысячах.
– А я и вправду знаю. Я только не знаю имя той женщины.
– Ты веришь, что было сообщение, в котором говорилось о двух тысячах жертв? И что это правда?
– Я верю, что кто-то сказал это – ради всего святого – но я не думаю, что это правда. Хотя, может быть, за следующие десять лет погибнет сто тысяч людей.
– Что? Брось, Фрэнк! Давай не будем так небрежно обращаться с сегодняшними фактами. Две тысячи погибших означает две тысячи погибших вчера – а не через десять лет. Я думал, вы умные ребята.
–Ладно, скажем так, ЦРУ понравилась эта информация, поэтому они не оспаривают ее.
– Это выше моего понимания. В последнем сообщении, которое я получил, изображено огромное желто-серое облако, плывущее над Европой и направляющееся в сторону Северного полюса.
– Через Скандинавию.
– А потом в Сиэтл и Ванкувер.
– Жители спасаются бегством прямо в ночном белье.
– И по последнему прогнозу погоды, переданному Си-эн-эн, облако обязательно накроет Сиэтл.
– Полиция исключает возможность поджога.
– Конечно. Срочно проверить всех подозреваемых!
– Это старая история о пожаре, причина которого не обнаружена.
– Так это все проделки UPI?
– Ну да! Позвони им. Они тебе сами скажут.
Так и вышло. Я позвонил Энди Талли, ночному редактору UPI в Вашингтоне. Он занял очень неопределенную позицию относительно «женщины из Киева» – первоначального источника информации о двух тысячах погибших на Украине в результате взрыва реактора.
Когда я спросил о ней, на другом конце телефонной линии повисла длинная пауза.
– Никто ничего не знает, – в конце концов сказал Талли. – Мы не можем ее найти. Она всегда была для нас надежным источником, но сейчас она пропала – исчезла в наступившем там хаосе.
– Это было неподтвержденное сообщение, – объяснил он. – Оно исходит от разведки Соединенных Штатов. Там сказали, что та женщина была кем-то вроде сестры милосердия, добровольным помощником в госпитале. Она заявила, что видела тысячи трупов.
– Спасибо, – сказал я. – Теперь я понимаю.
5 мая 1986 г.
THE WOMAN FROM KIEV
by Hunter S. Thompson
(re Chernobyl)
«I get the feeling that the American press is not happy there are so few victims«.
— Vladimir B. Lomeiko Press Department Chief, Soviet Foreign Ministry.
Most weeks are slow in the news business. Wild things happen to some people, but not many. Jack London fought wolves, and Ed Murrow worked routinely in a nightmare of bombs and rockets and screaming air-raid sirens that shattered the best microphones CBS could build for him. . . .
But those things are not the norm. The daily diet is lean for the infantry. The bellowing of Sam Donaldson and the simpering of Robin Leach are not music to the ears of some hot rod from Columbia or Northwestern who spent the best five years of his life studying academic journalism, and the next 10 covering city hall in St. Louis, or price wars between Safeway and Albertson’s.
It is like joining the Navy and expecting to fly gold-plated jets off the deck of a new aircraft carrier that costs more than Egypt and shoot Tomahawk missiles that cost $2 million apiece at crazed communist Arabs in places like Beirut and Tripoli.
There is all the action you want, from time to time — but in the main it is a dull and dreary life, like journalism.
I have tried to quit more than once, and my reasons have always been righteous. A smart boy with good teeth can make more money as a gigolo in Forth Worth than most of the sportswriters in Dallas, or even a national news editor.
But some, like Pat Buchanan, have chosen the less-traveled road — the Other Fork, as it were — and hired themselves out to whatever team was winning, at the time. Patrick went straight into the belly of the beast, once again, by signing on as the official communications director for the White House.
His appointment did not go unnoticed in the trade. Strong men wept openly, and others called it a mockery, like a bad joke out of Caligula. My own foul down link with the news business has never been so lucrative or respectable. It has been more like a loose cannon, in the style of Frank Mankiewicz, who once ran campaigns for the Kennedys and now works as a big-time fixer at Grey and Co., one of the most serious and powerful lobbyist connections in Washington.
Frank is known as a heavy hitter, one of the best and brightest of the smart boys, which may or may not be true — in the same sense that Frank Terpil may or may not have worked for the CIA — but he is an old friend, and when I have trouble understanding some odd kink or bolix on the dark side of politics, I call Frank.
Last week, when I was baffled by a massive disparity in the body count from the nuclear disaster in the Soviet Union — a difference between two dead, or 2,000 — I dialed The Powerhouse in Georgetown.
«Who in the hell was it who said there were 2,000 killed at Chernobyl?»
»That’s a UPl report from somebody in Kiev. A woman in Kiev.»
«Some woman in Kiev?»
«Yeah, she said it to the UPI on the phone. »
«Come on, Frank. We all know that some woman in Kiev.»
«We all know the woman in Kiev and we all know the UPl, right?’*
«Well, I’m not sure. Didn’t the Mexicans buy it?»
«Huh?»
«Wasn’t it bought by a Mexican of some kind?»
«Yeah, that’s right, they were. »
«So we’re dealing with a Mexican news service, and it’s claiming 2,000 people were killed in Kiev? With no source except a mysterious woman with no telephone?»
«It’s interesting that the CIA keeps telling us they can tell when the goddamn Russians cut the lawn in their back yards. They got these great cameras, right? They can tell what kind of cigarettes they smoke in Kiev . . . but can’t tell whether the goddamn city’s on fire or not. »
«You must be slipping, Frank. I thought you would be the one person who would know about the 2,000 figure.»
«I do know. I just don’t know her name.»
«Do you believe there was a report that said 2,000? Was it true?»
“I believe somebody said it, for God’s sake — but I don’t believe it’s true. Maybe there’ll be a hundred thousand 10 years from now. »
«What? Come on, Frank. Let’s not get too careless with our facts here. Two thousand dead means 2,000 dead yesterday — not 10 years from now. I thought you guys were smart.»
»Well, the CIA liked the report, so they ran with it. »
«You can’t beat that. The last report I got, there was a huge yellowish gray cloud floating over Europe and heading over the polar cap.»
«Scandinavia. »
«And then into Seattle and Vancouver.»
«Residents fled in their nightclothes. »
«According to the latest CNN weather report, it’s definitely going to hit Seattle.»
«Police did not rule out the possibility of arson. »
«Indeed. Round up the usual suspects.»
«It’s that old fire story — afire of undetermined origin.»
«This is just a wrist-wrestling UPI trip?»
«Yeah. Call them up. They’ll tell you.»
Which was true. I called Andy Tully, night editor at UPI in Washington, who took a very queasy position with regard to the Woman in Kiev — the original source for the report of 2,000 dead in the Ukraine, when the reactor melted down.
There was a long pause on the other end of the line when I asked about the woman. «Nobody knows,» he said finally. «We can’t find her. She was always a reliable source for us, but now she’s gone — disappeared in the chaos.
«It was an unconfirmed report,» he explained. «It came out of U.S. intelligence. They said she was a Gray Lady of some kind, a volunteer at the hospital. She claimed she saw thousands of corpses.»
«Thanks,» I said. «I understand now.»
May 5, 1986
Наша статья о Чернобыле год назад — «Длинная тень Чернобыля».
фото использованные в тексте © Hans Wolkers и Daan Kloeg